Пожар! Хата горит! Скорей беги!
Опешившая Марина, даже не успев спросить у матери, вызвали ли пожарную машину, схватила сумку с молочными сосисками и выбежала из магазина. Три улицы до родительского дома она неслась что есть мочи, но было поздно. Пробираясь сквозь толпу собравшихся зевак, женщина, превозмогая запах гари, оказалась в густом дыму на пепелище родного дома. То тут, то там торчали обгоревшие дымящиеся балки, огонь молниеносно уничтожил все строение, лишь посередине оголив обугленную кирпичную кладку печи. Все сгорело дотла… Построенный отцом и дядей деревянный добротный дом голубого цвета с уникальными резными наличниками двадцатилетней давности, еще долго мог служить семье… Что теперь? Куда идти?
Через улицу, на скамейке напротив сгоревшего дома, глотая валидол, плакала мать Евдокия Петровна, а рядом, безучастный к происходящему, сидел отец. Вокруг сновали соседки с ведрами, то и дело выливая воду на пепелище, что-то взволнованно кричали друг другу, причитая и охая.
– Мама, из дома что-нибудь вынести успели?
– Нет, дочка, только сумку с документами схватила, – продолжала лить слезы погорелица. – Я пока документы и деньги искала, балка как рухнет по спине… Меня отец вытащил…
– А что случилось? Пожар отчего?
– Да разве поймешь отчего… Боже мой, что теперь будет?
– А вещи Оксанкины?
– Ничего не спасли, доченька, ничегошеньки… – пуще прежнего зарыдала в голос Евдокия Петровна.
Наконец, подъехала громогласная пожарная машина, но, констатировав пепел на руинах, уже не требовавших какого-либо спасения, удалилась на другой вызов.
Вскоре, расспросив сердобольных соседей, появился участковый милиционер и направился к скамейке, на которой приходили в себя Петриковы.
– Был дома кто-нибудь?
– Мать на огороде была, отец – в доме спал, а я – на работе…
– И что, не заметили, как все сгорело? – милиционер обернулся к заплаканной Евдокии Петровне.
– Я огурцы полола, собака забрехал, обернулась, а с хаты черный дым валит. Вбежала в дом, батька наш спал, вылила ведро воды на огонь, а пламя только сильней разгорелось. Николай стал задыхаться и кричать: деньги и документы спасай! В суматохе стала искать документы, сумку, деньги… Только нашла, а тут на меня балка свалилась на спину, слава Богу, вытащил он меня, а так бы там и осталась… – сбивчиво пыталась описать пережитый ужас вмиг поседевшая Евдокия Петровна.
По испачканному золой ее лицу текли слезы, оставляя чистую бороздку, скатываясь на шею и чуть обгоревшую кофту.
– Хорошо еще, все живы… У вас есть враги?
– Какие враги, товарищ милиционер? О чем вы? Почему вы сразу кругом врагов ищете? Имейте хоть каплю сострадания, у нас дом сгорел, нам некуда идти, мы понятия не имеем, где ночевать будем, где будет спать мой ребенок, а вы о каких-то врагах. Мой отец, Петриков Николай Николаевич, строил этот дом своими руками, а теперь…
– Не переживайте вы так, я вам, конечно, сочувствую, но поймите, я просто делаю свою работу, проверяю поступившую информацию.
– Какую информацию? – опешила Марина.
– По характеру молниеносного распространения огня я могу предположить, что это мог быть поджог. Что-нибудь необычное не заметили?
– Да какой поджог? Кому могло такое в голову прийти? – в голос зарыдала Евдокия Петровна, на что Николай Николаевич, по-прежнему безучастный ко всему происходящему, лишь молча дотронулся до ее плеча.
– Если что надумаете, вспомните – обращайтесь, а пока честь имею! – участковый нелепо приложил к фуражке руку, цокнул сапогами и был таков.
Оброненные участковым слова неприятно кольнули: Марине вспомнились последние фразы, сказанные накануне пока еще законным супругом. В очередной раз он грозился спалить дом или убить всех, кто станет на его пути, но как можно всерьез воспринимать угрозы пьяного человека?
Замуж она вышла рано, и, несмотря на свои молодые годы, очень скоро поняла, что глубоко ошиблась с избранником, однако все терпела ради маленькой дочери Оксанки. Родившись в небогатой работящей семье, Марина и сама выросла такой на хорошем примере родителей. С утра до вечера крутилась, помогая матери то в городе, то в доме. Однажды, сразу после окончания школы, на дискотеке ей понравился молодой человек, пригласивший Марину на танец. Ей и самой, высокой и статной блондинке с длинными соломенными волосами, всегда хотелось научиться красиво танцевать, но что этот симпатичный парень выделывал с ней, бесконечно кружа в ритме танго! Разумеется, он выделялся среди неумеек, скучно топчущихся на месте, и Марина согласилась, чтобы привлекательный танцор ее проводил до дома.
Алик, так представился молодой человек, был родом из глухой деревни, в районном центре оказался благодаря учебе в профессионально-техническом училище и занятиям в ансамбле народных танцев, с которым порой выступал на сцене. Высокий шатен с длинными волосами «под пажа», большими голубыми глазами и великолепной фигурой с виду понравился Марине. Вскоре сыграли свадьбу и стали жить с родителями невесты, поскольку в родной глухой деревне молодоженов ждали только покосившаяся изба да спившаяся после смерти отца матушка. Алик продолжал танцевать, постепенно все больше запуская учебу в училище, а вскоре и вовсе бросил. Когда Марина поняла, что беременна, руководительницу ансамбля народного танца, в котором танцевал Алик, пригласили на работу в столицу, и любительский танцевальный коллектив распался. Молодой муж какое-то время повадился в одиночку ходить на дискотеки, все чаще прикладываясь к дешевому портвейну, а потом и вовсе запил… К тяжелому крестьянскому труду он приучен был, но по сути своей был чрезвычайно ленив, так что наставления тестя и тещи пропускал мимо ушей, таская украдкой деньги из их кошельков на недорогую выпивку. Марина надеялась, что рождение ребенка хоть как-то повлияет на поведение несерьезного танцора, но его хождения вокруг да около мало-мальской работы и ответственных занятий по уходу за дочуркой с каждым днем только усиливались.
Когда маленькой Оксанке исполнилось полтора года, Марина, не без помощи родителей, смогла заочно окончить училище и стала приносить первые доходы, устроившись работать в продуктовый магазин, а Алик продолжал болтаться без дела, отнекиваясь от навязчивых предложений родственников взяться, наконец, за ум. В конце концов, измучившись, Марина выставила некогда блистательного танцора и несостоявшегося мужа вон, как раз в тот момент, когда ее Оксанка заболела воспалением легких, а молодой папаша не изъявил желание просто сходить в аптеку за лекарствами.
Покинув дом Петриковых, Алик тем не менее по-прежнему обременял Марину своим присутствием, всякий раз в пьяном угаре шантажируя и угрожая то украсть ребенка, то подать в суд, то убить ее и поджечь дом… Так что вполне возможно, что именно Алик осуществил одну из своих угроз, после того как Марина объявила о предстоящем разводе, окончательном и бесповоротном. Разумеется, она не видела, как он поджигал,
